Хрупкое равновесие идеального и материального

Купить книгу писать по почте:

Е. Синицын, О.Синицына

"Джоконда" - система парадоксов в творчестве Леонардо да Винчи.

Хрупкое равновесие идеального и материального

Равновесие духа и материи мало волновало людей в Эпоху Возрождения, когда живопись была уделом немногочисленной плеяды гениев, а истинные ценители высочайшего искусства - десятки учеников гениальных живописцев и аристократия при дворах смешивались с тысячными толпами обычных обывателей, ремесленников, торговцев, безграмотных и далеких от культуры солдат наемных армий. И потому их небольшая рать была бессильна оказать влияние на престиж современных им творений. Вот она истинная причина гибели изумившего современников Леонардо еще одного чуда света, к несчастью, незавершенного - из-за отсутствии бронзы - глиняной статуи семиметрового коня (памятника династии правителей Милана Сфорца), исчезнувшей под ударами арбалетов, пик и аркебуз невежественных наемных швейцарских и французских солдат, захвативших Милан. Современная эпоха с ее отсутствием баланса между идеализмом и стремлением к гармонии и совершенству и миром потребительского материализма, когда так пророчески объективен и истинен тезис Хосе Ортеги о восстании массового человека, становится все более неравновесной. Но нас не оставляет мысль, как в предельно технократической эпохе через 500 лет после Леонардо, в обществе, где царит механистический культ стремления к соперничеству и превосходству в потреблении, модель Леонардо продолжает взирать на все эти массы людей, толпами проходящие мимо ее портрета в Лувре. Гениальность проверяется бессмертием творений, но и гениальность имеет пределы, следовательно, целью Леонардо было показать, что пределы можно раздвигать, так же как удалось раздвигать горизонты знаний о Земле в период великих географических открытий, которые как раз и были в эпоху Возрождения.

В картине Леонардо эти две антитезы - материальное и идеальное - пересекаются, сливаясь почти неразрывно, но одновременно борются между собой, открыто соперничая. Материально чувственная плоть со скрытой страстью, запечатленная в улыбке Джоконды и противоположная чувственной плоти мистическая духовная отрешенность взгляда, создают качающиеся весы равновесия материализма и идеализма.

На одном из ресурсов в Интернете Г. Козлов в статье «Мона Лиза» цитирует англичанина Вальтера Патера, который в своем эссе о Джоконде также заметил о присутствии качающихся весов, на чаше которых идеальное и материальное: «Эта красота, к которой стремится изболевшаяся душа, весь опыт мира собран здесь и воплощен в форму женщины… Животное начало в отношении к жизни в Древней Греции, страстность мира, грехи Борджиа… Она старше скал, среди которых восседает как вампир; она умирала множество раз и познала тайны могилы; она погружалась в глубины морей и путешествовала за драгоценными камнями с восточными купцами, как Леда; была матерью Елены Прекрасной, как святая Анна - матерью Марии; и все это было для нее не более чем звуком лиры и флейты…» (14). Дело даже не в художественной фантазии Патера, вдохновленной образом Джоконды и не в том, какими метафорами и как философски раскрыл ее образ английский писатель и распознал вселенскую идею Леонардо. Дело в другом. Патер интуитивно почувствовал, что Леонардо написал не портрет женщины, он написал парадоксальное всемогущество Вселенной, в которой противоречивость и бесконечность обладают наибольшей властью. Проследим, как шагал по этой тропе английский писатель: «...она погружалась в глубины морей», - пишет Патер (14). И сознание мгновенно будоражит вопрос: какое царство тайных смыслов лежит на морской глубине? Не в этом ли царстве ясность раскрывает ищущему свои объятия? Не там ли на глубине существует закон, где отсутствует волнующаяся случайность, и лишь там скрыто то, что разъяснит все до деталей: в глубине морей нужно отыскивать незыблемость рациональных истин или, напротив, на глубине есть только пугающая неопределенностью неясность, поэтому так влечет глубина и те, кому неведомо чувство победителя неизвестности, желают получить его хотя бы на мгновение, погрузившись туда.

Читаем дальше: «…была матерью Елены Прекрасной, как святая Анна - матерью Марии», - здесь Патер утверждает, что Джоконда источник красоты, она всеобъемлюща и она мать всех женщин мира (14). Но, где мы выходим на необъятное, там знание и определенность вступают в непримиримую схватку с неопределенностью. Блестящий художественный анализ картины Леонардо. Разбросав в виде метафор философский смысл образа Джоконды, Патер, как и многие другие, проходит мимо главного в картине Леонардо: парадокс неопределенности в том, что неопределенность можно предсказать только с помощью определенности - это предсказуемость неопределенности. Патер не сделал нужного шага, но выплеснув из бессознательного художественно-философские метафоры, фактически, дал художественные опоры образа Джоконды и толчок идеям для развития этих опор.

Этому образу Джоконды вторит Оскар Уйльд, размышляя о природе человека, в романе «Портрет Дориана Грея»: «Его поражала ограниченность тех, кто представлял себе наше «я» как нечто простое, неизменное, надежное и однородное в своей сущности. Дориан видел в человеке существо с мириадами ощущений, существо сложное и многообразное, в котором заложено непостижимое наследие мыслей и страстей...» (21, с.137).

На каком пике совершенства начинается и продолжается борьба идей с миром материи? И как Леонардо, используя свое искусство возможного, так и не перешел грань, склоняя чашу весов в ту или другую сторону? Однако нас здесь поджидает очередная ловушка: а размышлял ли сам Леонардо о том, показать ли в образе Джоконды эту борьбу духа и плоти? Каковы трудности на этом пути равновесия между духом и плотью - сам Леонардо размышлял неоднократно, он отмечал: «Хороший живописец должен писать две главные вещи: человека и представление его души. Первое легко, второе - трудно, так как оно должно быть изображено жестами и движениями членов тела» (16, с. 493, ф.676). Можем ли мы сомневаться, что величайший художник и величайший человеческий ум, изображая дух и плоть героини, не чувствовал жестокой борьбы двух начал человеческого мира? Мы не знаем, какова была эта, по-видимому, далеко еще не ясная идея Леонардо, а узнать это невозможно никогда. Как разветвлялась она и усложнялась, как возник окончательный вариант картины, который мы видим сейчас.

В портрете Джоконды есть практическая суть жизни, основывающаяся на реальных фактах опыта, что является сугубо материальной стороной образа, но, с другой стороны, Леонардо заложил в образ Джоконды не меньшую долю философской абстракции. И вот тут понадобился его гениальный ум, чтобы балансируя на тонкой нити, сохранить равновесие между этими сторонами своей общей идеи портрета. Однако Леонардо был в этом не одинок, такого рода мышление было характерно для гигантов эпохи Возрождения, они общими усилиями гениев сформировали тип синтетического мышления, которое развилось в следующие века. Уже в начале нового века о картине Леонардо заговорили многие любители искусства, несмотря на то, что Леонардо уехал из Италии во Францию в 1516 году, не оставив картину заказчику и взяв ее с собой. Но никто был не в силах, кроме автора, предвидеть феерическое будущее Джоконды. В истории гениальной мысли нередки случаи, когда сам гений в своем любимом творении сворачивает с дороги пророка. Любой художник творит для себя и будущих зрителей, реакция которых означает признание или непризнание его творения. Ясно, что будущий зритель художественного полотна никогда не оставляет равнодушным автора. Ни один гений никогда не остается безразличным к признанию ни при своей жизни, ни после смерти. Это один из основных мотивов творчества гениальных людей, особенно в области искусства.