Психология масс и воздушная война

Е. Синицын

Александр Покрышкин - гений воздушной войны. Психология героизма (фрагменты из книги)

Психология масс и воздушная война

Два рыцаря на турнире мчатся друг на друга, чтобы сразиться один на один и выяснить, кто из них должен носить титул сильнейшего. В мировой истории бывали случаи, когда перед началом сражения двух войск на поле брани перед своими армиями выезжали два одиноких вооружённых всадника, чтобы сразиться, победить врага и, тем самым, вдохновить своё войско перед решающим сражением. Этот поединок шёл по законам единоборства.

Столкновение войск носит массовый характер, так как это столкновение состоит из тысяч и десятков тысяч единоборств. В целостной битве каждое единоборство влияет на другое, все взаимосвязано в единый целостный динамический живой организм. Если один испытал страх, передаётся ли он другому? Если страх внезапно охватывает всех, то существует ли источник этого массового заражения?

Один сражается героически, испытывает ли тот, кто рядом призыв первого к стойкости и героизму?

Столкновение групп и больших масс неизбежно должно подчиняться внутренним законам психологии масс. Психические механизмы управляют не только каждым конкретным человеком, но большими массами людей. Без знания этих механизмов нам не обойтись в понимании психологии воздушного группового сражения. Чтобы понять психические механизмы, которые регулируют сознательную и бессознательную деятельность участников группового боя, понять сильнейшее воздействие паники на поведение лётчиков на различных этапах воздушного сражения, нам необходимо обратиться к исследованиям З. Фрейда о поведении масс. Массы есть естественные и искусственно организованные.

В работе «Психология масс и анализ человеческого Я» Фрейд рассматривает войско как искусственную массу, которой для сплочённости необходимо внешнее принуждение; эта масса высоко организована, имеет четкие подразделения. По Фрейду, войско есть масса, возглавляемая вождями. Внешнее принуждение в армии необходимо, полагает Фрейд, чтобы удержать её от распадения и задержать изменения структуры в войсках. Фрейд говорит, что в войске «…как правило, никого не спрашивают или никому не предоставляют выбора, хочет ли он быть членом такой массы или нет; попытка выхода обычно преследуется или строго наказывается, или же выход связан с совершенно определенными условиями. Полководец по отношению к солдатам выступает в роли отца, одинаково любящего своих солдат, и поэтому они сотоварищи. Войско состоит из ступенчатого построения масс. Каждый капитан в то же время и полководец, и отец своей роты, каждый фельдфебель своего взвода» (33).

В роли отца у полководца проявляется чувство заботы об отдельном человеке, но в меньшей степени, чем в роли отца в церкви у Христа, как отмечает Фрейд. Фрейд утверждает, что полководец, принимая на себя роль отца, достигает возникновения энергетических связей всех структур армии и прежде всего солдат между собой. Такая точка зрения вызывает возражения и по праву, поскольку, в идее фигуры отца в армии «не отводится места идеям отечества, национальной славы, столь важным для спаянности армии. Мы отвечаем, – говорит Фрейд, – что это иной, не столь простой случай объединения масс и, как показывают примеры великих военачальников – Цезаря, Валленштейна и Наполеона (мы добавим у русских: Суворова, Кутузова, Жукова, Рокоссовского) – такие идеи для прочности армии не обязательны. Сам Фрейд не отказывается от рассмотрения вопроса о возможной замене вождя вдохновляющей идеей. Он не отказывается от анализа соотношения между этими двумя идеями. Мы же поскольку слияние мотивов укрепления прочности армии так важно в боевой деятельности Александра Покрышкина остановимся на этих идеях более подробно.

Заметим, что Фрейд предупреждает, что пренебрежение к этому энергетическому фактору – скрепляющему структуры в армии за счёт возникновения в сознании солдат фигуры отца «даже в том случае, если действенным фактором является не он один, кажется нам не только теоретическим недостатком, но и практической опасностью», – полагает Фрейд.

Авторитет Александра Ивановича Покрышкина и когда он был командиром эскадрильи, и позднее командиром гвардейского авиаполка, и командиром дивизии - не в последнюю очередь основывался на бессознательном образе – фигуре отца.

Ведь не зря же лётчики, не осознавая природы этого глубокого бессознательного подчинения руководителю как «отцу» называли Покрышкина «батей». Сам Покрышкин, хотя был строг, как бывает строг справедливый отец к своим сыновьям, неизменно заботился о своих товарищах, а молодого лётчика Островского, который был сиротой, называл своим приёмным сыном. Гибель Островского в бою, когда он, будучи сбит, спускался на парашюте и был безжалостно, против правил воздушного боя, расстрелян в воздухе немецкими лётчиками, Покрышкин переживал особенно тяжело, как потерю родного сына. Когда в групповом бою Покрышкин отдавал свои сбитые самолёты молодым лётчикам, когда он их учил и воспитывал, когда он берёг их и выручал в бою, беря на себя тяжесть жестокой схватки, когда Покрышкин спасал попавших в тяжелую ситуацию однополчан, он реально и с отчётливой ясностью воплощался в отца молодых лётчиков. Можно полагать, что Покрышкин вполне осознанно ощущал в себе образ отца для своих однополчан. Именно в этом контексте следует вновь вернуться к тому эпизоду, когда он сказал Марии, почему он отказался возглавить в штабе ВВС отдел подготовки: «Не люблю из-за стола командовать. Хожу по кабинетам, а сам все время думаю: как там, в полку без меня? Если без меня моих ребят посбивают, я потом до конца жизни не смогу жить со спокойной совестью». (Цит. по 29, с. 334).

Вот ещё один пример, иллюстрирующий правоту взгляда Фрейда о присутствии в сознании подчинённых в армии образа отца на любом уровне войсковых подразделений. В самом начале книги Покрышкина, когда он описывает предвоенное время, мы читаем: «И вот снова в родном полку. Докладываю об окончании учёбы командиру полка Виктору Ивановичу Иванову. – Ну чему научились на курсах? – с улыбкой спрашивает Батя» (18, с. 16). Теперь вернёмся ко второй идее, о которой говорит Фрейд, вдохновляющей армию совершать героические поступки. Анализируя взгляды Ле Бона о массе, Фрейд говорит: «Ведь и Ле Бон готов был признать, что нравственный облик массы в иных случаях бывает выше, чем нравственность составляющих её индивидов, и что только совокупность составляющих её людей способна к высокому бескорыстию и преданности» (33).

Великая Отечественная война породила массовый героизм. Те советские военачальники, которым удавалось стимулировать у своих солдат и офицеров это высокое нравственное чувство чаще одерживали в сражениях победы. Покрышкин сделал ставку в воздушных сражениях не на индивидуализм, как было больше принято у асов люфтваффе, а на коллективное мужество и отвагу лётчиков-истребителей, обладающих высоким мастерством воздушного боя. Эта стратегия Покрышкина, объяснялась, по-видимому, тем, что он понял великую силу нравственного поведения лётчиков в смертельном бою.

Если фигура отца является той опорой в армии, которая укрепляет энергетические связи внутри армии и её структурных подразделений, то из этого предположения Фрейд делает, хотя неожиданный, но очень сильный вывод: паника в войсках наступает при разложении массы войск, а это возникает при потере полководца. Этот почти неоспоримый факт хорошо понимали все выдающиеся полководцы. Уничтожить или обратить в бегство вождя вражеской армии – такова была стратегия Александра Македонского. В знаменитом сражении при Гавгамелах он, имея 40 тыс. войска против 200 тыс. войск персидского царя Дария, неожиданным манёвром напал в центр персидских войск, где стоял царь Дарий. Александр разорвал фронт войск царя Дария, и после упорной битвы прорвав оборону, обратил персидского царя в бегство. Потеряв управление, персидские войска были разгромлены (39).

С позиции взглядов Фрейда на природу паники во время сражения, разгром персидских войск и возникновение паники в их рядах объясняется разрушением энергетических связей между персидскими воинами в связи с тем, что их вождь царь Дарий бежал с поля сражения. Фрейд полагает: «Сущностью массы являются ее энергетические связи, на это указывает и феномен паники, который лучше всего изучать на военных массах. Паника возникает, когда масса разлагается. Характеристика паники в том, что ни один приказ начальника не удостаивается более внимания, и каждый печется о себе, с другими не считаясь. Взаимные связи прекратились, и безудержно вырывается на свободу гигантский бессмысленный страх» (33).

Здесь же Фрейд отмечает, что ему могут возразить, считая, что «происходит как раз обратное: страх возрос до такой степени, что оказался сильнее всех связей и забот о других» (там же). Согласимся с Фрейдом в том, что первичным источником страха является разрыв энергетических связей, одной из причин которого в армии является гибель военачальника, поскольку полководец или командир замыкает на себя большое число энергетических связей и даёт разветвлённый поток, направленный к солдатам и подразделениям армии. Хотя в данном случае можно предположить также спонтанное проявление мультипликативного эффекта – чем больше страх, тем больше рвутся оставшиеся связи и не возобновляются новые. В процессе мультипликативного эффекта прежняя опасность приобретает катастрофические размеры.

Фрейд отмечает, что У. Мак Дауголл отыскивает пример, объясняющий момент зарождения паники в процессе нарастания интенсивности аффективного поведения через заражение толпы.

Однако Фрейд не согласен с таким доводом, находя его рациональным способом объяснения, исключающим иррациональность поведения массы. Возражения Фрейда выглядят вполне убедительными: «Ведь нужно объяснить, почему именно страх столь гигантски возрос. Нельзя взваливать вину на степень опасности, так как та же армия, теперь охваченная паникой, безукоризненно противостояла подобной и даже большей опасности; именно в этом и состоит сущность паники, что она непропорциональна грозящей опасности, часто вспыхивая по ничтожнейшему поводу. Если в момент панического страха отдельный индивид начинает печься только лишь о себе самом, то этим он доказывает, что аффективные связи, до этого для него опасность снижавшие, прекратились. Теперь, когда он с опасностью один на один, он, конечно, оценивает её выше. Суть, следовательно, в том, что панический страх предполагает ослабление либидинозной (энергетической) структуры массы и вполне оправданно на это ослабление реагирует, а никак не наоборот, то есть что будто бы либидинозные (энергетические) связи массы гибнут от страха перед опасностью» (33).

Объясняя, таким образом, момент возникновения паники, Фрейд признаёт, что возникновение паники в массе, возможно и потому что страх в массе возрастает до чудовищных размеров вследствие индукции (заражения). Однако такое объяснение Мак Дауголл, безусловно, справедливо для случая, когда сама опасность реально велика, и когда масса не связана сильными эмоциями. Фрейд приводит пример возникновения паники во время пожара в театре или другом увеселительном месте. Пожар в театре, то есть в замкнутом помещении представляет смертельную опасность для зрителей, и потому паническое бегство из театра зрителей действительно объяснимо эффектом заражения массы людей. При особенно большой опасности, например, окружения, такое возможно и в армии, но для Фрейда важна и интересна другая природа паники, когда воинская часть охватывается паникой, а между тем опасность не больше привычной и, той, которая ранее неоднократно этой же воинской частью стойко переносилась.

Далее Фрейд обращает внимание на то, что нет общепринятого чёткого установления и не дано чёткого понятия часто употребляющегося слова «паника». Иногда, говорит Фрейд, так называют все массовый страх, а в других случаях паника это страх отдельного человека, когда этот страх переходит все пределы.

«Под паникой, – отмечает Фрейд, – понимается вспышка страха, когда она поводом не оправдана». Фрейд даёт два сравнительных толкования слова «паника». Одно несёт смысл страха у индивида, второе – прекращение эмоциональных связей в массе между отдельными членами массы.

Последнее Фрейд определяет как случай невротического страха. Когда масса или индивид видит, что грозящая всем опасности возрастает, то может возникнуть паника. И тут Фрейд обнаруживает важное следствие, которое вытекает из разложения массы. Оно заключается в том, что при разложении массы прекращается учёт чужих интересов, обычно существующих между отдельными членами массы по отношению друг к другу. Потеря взаимовыручки и помощи приводит к катастрофическим последствиям. Гибель полководца порождает в сражающемся войске психоз, хотя опасность остается той же. Если порывается связь с вождем, то, как правило, порываются и взаимные связи между массовыми индивидами, – таков вывод Фрейда. Используя метафору, Фрейд закрепляет существо своей психоаналитической трактовки: «Масса рассыпается, как рассыпается при опыте болонская склянка, у которой отломали верхушку».

В контексте анализа роли командира в сражении мы можем трактовать героический поступок ведомого Покрышкина Григория Голубева, который бросился наперерез пулемётной очереди, подставив свою «кобру» под вражеский огонь и спас своего командира. Роль командира-отца есть бессознательное восприятие командира любым членом сражающейся группы, и Голубев наполовину осознанно, наполовину бессознательно жертвовал своей жизнью ради спасения всей группы, защищая своего ведущего, спасая всю нашу группу истребителей от распадения её на отдельные одиночки и пары.

Теперь нам необходимо, чтобы перейти к анализу психических процессов, протекающих в сознании и бессознательном участников группового боя, использовать метод структурно-осевого анализа. Нас интересует вопрос, как при распадении эмоциональных связей в массе между отдельными участниками группового боя возникает паника в сознании лётчиков, ожесточённо сражающихся при столкновении в воздухе двух враждебных групп между собой.

Как только наступает паника и страх, хаотичность наполняет своей энергией сознание и, как следствие заполнения сознания хаотическими связями и хаотическими структурами, начинается разложение упорядоченных структур в сознании, оно незамедлительно захватывает в нём доминирующую роль.

Паника у лётчика порождает рассредоточение мысли, концентрация мысли на совместных способах преодоления трудной ситуации исчезает. Вспомним бой в начале войны (см. с. 143), который вели истребители сопровождения девятки советских бомбардировщиков Су-2. В группе сопровождения были два Ил-16 и ведущий этой пары Миг -3. После внезапной атаки четвёрки «мессершмиттов» сразу был сбит Ил-16. Это привело к панике в рядах оставшихся наших истребителей. Энергетические связи между тройкой наших истребителей сразу распались. Только так можно объяснить почему ведущий истребитель «Миг-3», не принимает бой с атакующей наши истребители четвёркой Ме-109. Миг-3 уходит из боя пикированием, а его другой ведомый И-16, преследуемый парой «мессершмиттов», тоже пикированием к земле, пытается спастись, выходя из боя, устремляясь к тройке Покрышкина. Покрышкин, оценив эту ситуацию как критическую, идет встречным курсом, его ведомый Дьяченко ловит в прицел ведущего М-109 и сбивает его. Паника и неопределённость стоят рядом. Тот, кто боится неопределённости, скорее предаётся паническому состоянию. Из опыта боёв это знал каждый лётчик. Поэтому каждый из лётчиков-истребителей, борющихся за победу и инициативу в сражающихся группах самолётов, был полон стремления уменьшить неопределённость ситуации для себя, овладеть выгодной ситуацией, сделать её прозрачной для победы над противником.

Но в паническом состоянии лётчик бессилен создать максимальную неопределённость для противника и следовать приказам своего командира. Поскольку войдя в состояние паники, невозможно принять безошибочное решение, так как сознание рассредоточено. Если в нормальном состоянии каждый из лётчиков стремится к определённому точно выверенному решению, надеясь уменьшить неопределённость ситуации для себя и создать максимальную неопределённость для противника, то в состоянии паники эти надежды терпят полный крах. Неопределённость резко возрастает, потому что никто из членов группы не уверен, что будет делать его товарищ, и как он ответит на манёвр врага.

В групповом бою для победы крайне важно сохранить эмоциональные энергетические связи между лётчиками членами группы, только тогда придёт успех. Противник стремится к тому же. Кто первый нарушит энергетические связи между членами враждебной группы, тот и выиграет воздушное сражение. Выше уже отмечено, как у двух наших лётчиков произошёл интереснейший диалог, который показал, что тактика остро атакующего стиля Покрышкина, фактически, отражает некоторые принципы научных теорий, которые будут разработаны после войны (теория статистических решений (теория игр, теория риска), синергетика, теория систем). На редкость храбрый лётчик-истребитель Илья Бабак, пытаясь понять причину неудачи в одном из недавно проведённых сражений с бомбардировщиками, спросил Покрышкина: почему его группа, имея вдвое больше истребителей – две восьмёрки не смогла сбить ни одного вражеского самолёта. В то время как Покрышкин руководил всего лишь одной восьмёркой, и его группа уничтожила 9 самолётов противника. Ответ Покрышкина глубоко символичен: «Пойми, Бабак, вся суть в том, что вы атаковали группу как отдельные самолёты-бомбардировщики. Так учили нас в училищах, но это правильно только при атаках отдельных и небольших групп. А чтобы атаковать большие группы, надо, прежде всего, рассеять их, надо разбить сомкнутый строй бомбардировщиков. Пара истребителей должна лобовой атакой сверху сбить ведущего. Немцы, как правило, бомбят по ведущему. Если он сбит, плотный строй разрушается. Вот здесь и начинается основная задача истребителей – уничтожать отдельные самолёты» (Цит. по 29, с. 322).

Покрышкин, не зная никаких психологических теорий, интуитивно использовал их принципы. Из опыта он увидел, что при потере ведущего в группе немецких бомбардировщиков теряются связи между немецкими лётчиками. Фигура командира-отца в армии не зависит от рода войск - пехота ли это, танковая ли часть, эскадра или эскадрилья. Потеря командира-отца во всех родах войск, но особенно в воздушном бою, разрушала эмоциональные энергетические связи между членами боевой группы (эскадры люфтваффе или советской эскадрильи). В подобной ситуации противник начинал обороняться хаотически, и покрышкинцы из различных ярусов этажерки пикируя на разбитый строй вражеских самолётов, сбивали один самолёт за другим. Это приводило к ещё большему росту паники и рассогласованности обороны немецких бомбардировщиков.

Исходя из законов психологии масс, мы видим, какой незаурядной идеей (почти прозрением) было, на первый взгляд, удивительно простое тактическое правило Покрышкина в боевых действиях в воздухе его эскадрильи – «нельзя уходить от группы - даже бросаясь в погоню за верной целью». Не только потому, что одиночка всегда беззащитен от внезапных атак немецких «охотников» со стороны хвоста истребителя, а ещё и потому, что этот одиночка или даже пара не защищены сильными взаимными энергетическими связями друг с другом.

У Покрышкина было замечательное качество психики, в какие бы сложные ситуации он не попадал, у него не возникало панического состояния духа, иными словами, им никогда не овладевал невротический страх. Это свойственно редким исключительно сильным натурам – пассионариям – таким как выдающиеся полководцы, путешественники отважные полярные исследователи (Нандсен, Амундсен, Скотт), покорители вершин, мореплаватели (Колумб, Магеллан, Кук). За этими уникальными качествами великих личностей стоит непознанная тайна. Как не попасть под влияние панического страха, воспитывается ли бесстрашие или это могучее свойство души присуще исторической личности от рождения? Науке ещё предстоит ответить на эти вопросы. Проблемами хаоса и порядка занимается синергетика. И потому следующим вопросом анализа станет изучение синергетических принципов воздушной войны.