Ключ к превосходству. Александр Покрышкин - гений воздушной войны. Психология героизма

Е. Синицын

Александр Покрышкин - гений воздушной войны. Психология героизма (фрагменты из книги)

Ключ к превосходству

Индивидуальное искусство боя стоит на мощном фундаменте, когда лётчик наделен выше обычной меры психическими и физическими возможностями, которые он может в себе развить. Но есть ли им предел? Эта проблема одна из актуальнейших и в настоящее время. По-видимому, её актуальность и интерес к ней не только не иссякнет с течением времени, но даже будет возрастать, так как появляются возможности изучения потенциала мозга человека, которых не было ранее. Исследование деятельности мозга и психики человека, совершающего поступки, в предельном состоянии своих физических, духовных и психических сил выходят на всё более глубокий и одновременно высокий уровень. Веер решённых вопросов только подливает масла в огонь, потому что тут же появляются новые. Учёные обнаружили эффект туннельного зрения в психике человека, когда он попадая в область высокого риска для жизни, вытесняет чувство страха, действует максимально сосредоточенно, порождая и концентрируя в своем сознании ощущение неуязвимости. Нейрофизиологи выяснили, что в момент экстремальной ситуации и сосредоточения всех физических и психических сил у человека происходит биохимические изменения в мозгу. Это связано с адаптационными возможностями приспособления организма к среде. У редких людей, отличающихся высокой степенью адаптации к экстремальной ситуации, когда опасность для жизни чрезмерно велика, не возникает состояние паники. Напротив, происходит процесс мобилизации и ясной контролируемости всех необходимых физиологических и психических сил. Это означает, что инстинкт самосохранения смещает на противоположный полюс автономный психонейрофизиологический комплекс человека в сторону не страха и бегства от опасности, а в сторону преодоления опасности и победы над ней.

Действия человека на грани жизни и смерти в настоящее время представляет в равной мере научный и практический интерес для учёных психологов и нейрофизиологов, военных, полицейских, спасателей, альпинистов, путешественников, всех тех, кому нужно было выжить в экстремальных условиях. Во время войны анализ этих действий имеет существенный перекос в сторону реальных прошлых и будущих событий. Шла кровопролитная Отечественная война, и каждый день одни сражающиеся погибали, другие, убивая других, побеждали. Мысль о предельных человеческих возможностях в бою неустанно сверлила и будоражила мозг мореплавателя в небесных просторах.

Время помчалось вскачь… Ни часа, ни минуты терять нельзя, где бы Покрышкин не оказался: в боевых или в обычных тренировочных условиях. Только перенося немыслимые перегрузки, можно уйти из безвыходного положения, когда в силу обстоятельств боя и головокружительной игры манёвров у тебя на хвосте «висит» смерть не с ограниченной в длине косой, а в виде убийственного огня пулёмета и пушки «мессершмитта», поливающего «миг» на расстоянии снайперского огня. Как уйти от линии вражеского прицела, как разрубить жёсткие кандалы смертельной опасности? Идея была проста, но осуществить её можно было в том случае, если вражеский лётчик был не в состоянии перенести высочайшие физические перегрузки и побаивается их. И тут внезапно, пока враг, не обладая необходимой сосредоточенностью и чуть расслабившись, не успевал реагировать, предвкушая наслаждение мигом победы нажать гашетку пулёмета, уйти от линии прицела врага, фантастически непредсказуемым манёвром взмыть на горку, устремляясь к её пику, рисуя в небе почти под девяносто градусов кривую её невидимого склона. И хотя риск в воздушном поединке всегда остаётся, по-прежнему, высоким, но и он преклоняет свои колени перед мужеством и отвагой.

А истребитель, мчась вертикально ввысь, уже не тащит на хвосте своего самолёта вражеский истребитель. Пусть на самой вершине горки физические перегрузки станут непереносимыми для сознания, пусть на долю секунды оно покидает лётчика, когда темнеет в глазах, но и опаснейший риск преодолим, потому что спасительные силы самосохранения человеческого организма без промедления должны включиться в эту смертельную игру. Они не бегут позорно от страха со своих сторожевых постов, сознание вновь возвращается, и бой уже кипит с новой силой.

«Уже после войны Саша мне рассказывал, – вспоминает друг Покрышкина В.И. Севостьянов, – что при проверке его реакции выяснилось, что она значительно быстрее, чем у среднего человека. И когда при пикировании он выхватывал самолет, то приходил в себя, начинал видеть раньше немецких лётчиков» (Цит. по 29, с.98).

Дважды в одном бою Покрышкин применил свой излюбленный манёвр – горку. Этот манёвр столь прочно запечатлелся в сознании бесстрашного лётчика, что в будущих боях Покрышкин горку применял, почти на бессознательном уровне. Ещё раньше понял Покрышкин потенциальные возможности вертикальных маневров, но как только бессознательная оценка резкого спонтанного изменения по вертикали траектории движения «мига» была им осознана, перед его взором открылись бескрайние горизонты новой тактики воздушной войны. Горизонты всегда расширяют сферу познания, прежде всего, для того, чтобы на обширном пространстве найти узкое место, в окрестности которого начинается прорыв в науке. И то же самое мы можем сказать о философии новаторства в тактике воздушной войны.

Когда Покрышкин описывает этот бой, у нас читателей создаётся впечатление, что он сразу после боя заполняет своими убористыми строчками военный дневник, потому что в его рассказе нет ни капли чрезмерной переоценки своих ощущений и мастерства. Реальность боя столь рельефна, что ей мог бы позавидовать живописец: «Крутая горка, от которой потемнело в глазах, и неожиданный для противника разворот вправо дали мне преимущество. Фашисты поняли это, и все трое ждут моей атаки. Прицеливаюсь в заднего. Вот он уже на выгодной дистанции, осталось взять только упреждение. В это мгновение мимо фюзеляжа моего самолёта проносится огненная трасса. Оглядываюсь и вижу: два «мессершмитта», находящиеся выше, теперь нависли сзади, как готовый для удара меч. Снова бросаю машину на восходящую вертикаль. Только этим манёвром я могу уйти из-под огня и сохранить преимущество. Опять огромная сила прижимает меня к сиденью, опять темнеет в глазах. Но видно не зря я почти каждый летный день тренировался переносить перегрузки, хотя Жизневский всякий раз ругал меня за такие «крючки» (17, с. 40). Я руководствовался советом старых лётчиков, уже побывавших в боях: «Чем чаще будешь испытывать перегрузки в учебных полётах, тем лучше подготовишь себя для настоящих воздушных поединков». (17, там же).

Немецкие истребители оказались ниже истребителя Покрышкина. Восторг охватывает лётчика: «Хочется крикнуть: «Вот теперь давай сразимся! Вы побоялись перегрузок, и после атаки пошли в набор высоты под углом. Вот почему теперь вы оказались подо мною, вороньё проклятое! Хозяин неба сейчас я!» (там же).

Покрышкину уже давно стало ясно, что сложнейшие манёвры по вертикали в бою предполагают закаленность и натренированность организма к сильнейшим перегрузкам. Нужна привычка и быстрая адаптация к предельным возможностям, если их достичь, фигуры высшего пилотажа сначала в мозгу организуются в чередование приёмов боя, а затем воплощаются в реальных поединках. Выход на практически недостижимый сверхъестественный потенциал человеческого организма подразумевает не только пограничный уровень психики и духа. Но в не меньшей степени фигуры высшего пилотажа в экстремальной обстановке требуют физической реализации тех команд в тело человека, которые ему посылает мозг. Исключительная координация движений тела, ног и рук, пальцев рук, ощущение рулей управления, ручки газа, гашетки пулемётов. «Я любил пилотировать резко, любил предельные скорости и высоты, стремился довести до автоматизма координацию движений рулями управления, особенно на вертикальных фигурах и выходе из пикирования. Тот, кого пугало это, называл мои резкости «крючками» (17, с. 17). Но одно дело рассудительная предосторожность, и совсем другое – недооценка возможностей самолёта», – пишет в книге «Небо войны» Покрышкин.

Обладать тонкостью вкуса не только удел режиссеров, когда динамика действия пьесы становится чреватой его потерей, когда длинная череда событий и речи героев опасно нагромождаются друг на друга. Что же происходит с режиссурой высшего пилотажа, когда её осуществляет мастер. Она покоряется многому, но, прежде всего, покоряется его вкусу, переиграешь, не учтешь тонкости момента и не враг в твоём прицеле, а пулемётная очередь градом обрушится на корпус «мига». На ограниченной поединком сцене два фехтующих пулемётными очередями лётчика-аса становятся и режиссерами, и актёрами пьес, которые они разыгрывают между собой и часто на глазах наземных своих и чужих войск. И в этих театрах вихря смерти и жизни главную роль всё чаще играл талант Покрышкина, опирающийся на превосходство его индивидуальной комбинации физических и психических сил, ощущений воздушного боя с его стремительной динамикой и стремительной трагической развязкой событий.

Может быть, для читателя покажется странным сравнением, но стремление к тренировке своих психических сил сближает Покрышкина и великого французского писателя Стендаля. «Среди его многочисленных выдающихся наблюдений in psychologicis (в области психологии) есть одно особенно замечательное: подобно тому, как мускулы нашего тела нуждаются в постоянной гимнастике, чтобы не ослабнуть, точно также должно непрестанно упражнять, развивать и совершенствовать наши психические силы; этот труд самосовершенствования Стендаль выполнял более упорно и последовательно, чем кто бы то ни было», – подметил Цвейг значимую черту характера в Стендале (44, с. 315).

Эта черта личности свойственна вообще – за редчайшим исключением – всем выдающимся людям. Только у выдающихся асов ощущение всех управляющих самолётом механизмов выходит за грань грубых ощущений. Ощущение штурвала, руля, триммера, ощущение глазами прицела корпуса, кабины или мотора вражеского самолёта, ощущения пальцев, нажимающих гашетку и ловящих момент выстрела, становятся столь тонкими, что их можно сравнить с ощущениями играющего пианиста. Канатоходец, идущий по канату, не имеющий страховки, должен слышать свои ощущения, он должен иметь абсолютный слух в ступнях ног, чувствующих натянутый канат, вес балансирующего шеста, чтобы сохранять равновесие. Мгновенная спонтанная реакция на малейшее колебание каната – неподражаемое средство его мастерства. Но без спонтанной импровизированной реакции лётчик-истребитель не может принять на себя роль воздушного аса. Мы не должны подвергать сомнению напрашивающийся вывод, что даже среди асов есть такие, которые превосходят других по степени мгновенной реакции, когда эти реакции совершаются на уровне рефлексов, то есть отражения действий психики на воздействие сигналов внешней среды. Высший эффект достигается, когда лётчик успевает отразить ситуацию в сознании и одновременно с этим отражением и реагировать на нее действиями рук, ног, но прежде всего мыслью.

Проблема в том, может ли лётчик натренировать свои эффективные боевые действия на возникающую перед ним ситуацию, например, успеть мгновенно довернуть истребитель, чтобы вражеский самолет попал в его прицел и немедля ни секунды, нажать гашетку пулемёта.

Покрышкин сам искал такие свои физические и психические состояния, которые могут в сильной степени активизировать его потенциальные предельные возможности всего организма. Он интуитивно и благодаря опыту догадался, что у него лично активизация психических и физических процессов происходит в экстремальных ситуациях. Эти ситуации выступают как ускорители и катализаторы умственных и физических процессов.

«Александр Покрышкин был необыкновенно смелым, решительным пилотом, с непревзойденной мгновенной реакцией», – вспоминал Василий Севастьянов. Один случай из их тренировочных полетов на самолёте По–2 его особенно потряс: «Мы увлеклись посадкой, перед нами неожиданно близко оказалась высоковольтная линия, я крикнул: «Саша, провода!». Саша дал мгновенно полный газ. Мелькнули доли секунды, последовала «горка», то есть подъем самолёта круто вверх, и он «перепрыгнул» высоковольтную линию примерно в полуметре над ней, мы, таким образом, не повисли на проводах». (22, с.15).

Этот случай произошёл ещё на заре летной карьеры Покрышкина. Спонтанная реакция, которой обладают редкие люди, стала неотъемлемой чертой Покрышкина, она выходила на первый план во всех его воздушных боях. «Источник мастерства включает весь сложнейший калейдоскоп приемов, весь калейдоскоп различных техник. Скорость творческого процесса мастера потому велика, что творение создается сразу большими фрагментами, сразу целыми сгустками», – отмечается в работе (21, с. 176). Мысль предшествует манёвру, но в скоротечных воздушных боях, лётчику нет времени для долгого раздумья. Если бы у лётчика мысль в бою металась в поисках, какой ему лучше применить манёвр, то он не был бы мастером.

Мгновенность и спонтанность реакции необходима не только как уникальное спасительное средство при внезапной угрозе со стороны врага или внешнего препятствия. «Мгновенная реакция боксера, футбольного вратаря, бойца каратиста на внезапное нападение основана на мгновенной обратной связи», – отмечают авторы теории системологии В. Дружинин и Д. Конторов (6, с.94). Необходимость быстрой реакции на сигнал опасности определяется, прежде всего, тем, что мгновенные обратные связи действуют без запаздывания и опережения, и потому лётчику ими нужно овладеть до совершенства. Промедление на сигнал опасности в бою смертельно, кто запаздывает с реакцией, погибает, но до получения сигнала опасности лётчику неясно, как реагировать на неё.

Однажды во время свободной «охоты» над морем с Покрышкиным произошёл удивительный случай, который никогда не исчезал из его памяти. Покрышкин вспоминает: «В четвертом полете на «охоту» над морем обнаружил Ю-52. Он шёл крадучись, на высоте метров семьдесят, скрываясь в свисающей к воде бахроме облаков. Подойдя к нему снизу, ударил очередью из всего оружия по кабине. Самолёт круто пошёл к воде. Я тут же отдал ручку управления от себя и второй очередью прошил ему «живот». И тут рывком руля перескочил всего лишь в нескольких метрах через хвост падающего самолёта. Влетел в облачность и сразу вышёл из неё. Настроение было скверное – чуть не столкнулся. Всего лишь в нескольких метрах от гибели» (18. с. 338). Обратим внимание, что, несмотря на сбитый вражеский самолёт, Покрышкин, осмыслив, что только его исключительная реакция спасла его от гибели, недоволен. Его кредо – неутомимый страж во всех поединках аса – ошибок быть не должно. Так в Покрышкине с каждым поединком рождался аналитик воздушных сражений. Аналитик прочно поселился в душе Покрышкина и не давал ему покоя ни в воздухе, ни на земле.

Для нас в этом описании Покрышкиным поединка видна его исключительная способность к саморефлексии. Обладать рефлексией – удел высокоорганизованной нервной системы человека. Уметь мыслить и искать сразу в своих решениях ошибки и анализировать решение – это суть обратной связи. Каждая ситуация или сигнал требует своего реагирования, мгновенная обратная связь требует мгновенного реагирования.

В скоротечном поединке дважды Покрышкин с исключительной скоростью реагирует на предельно быстрое изменение ситуации. Первый раз он после первой очереди добивает падающего врага, и второй раз спасает себя от неминуемого столкновения. Спасла Покрышкина спонтанная реакция на ситуацию, потому что, выполняя маневр и стрельбу на поражение, он предельно сосредоточен. Концентрация психической энергии стимулирует быстрые реакции мысли и в разнообразных, но скоординированных движениях. Проанализировав критическую ситуацию, Покрышкин решил в другой последовательности манёвров добивать врага, чтобы в следующий раз не ставить себя в столь острое положение, теряя на доли секунды свою неуязвимость в бою. Ему не нужно было тотчас же следующим манёвром поражать огнём врага, а, оставив подбитый «Юнкерс», взмыть снова горкой вверх и, получив превышение занять выгодную позицию, а потом вновь пикировать на подбитый «Юнкерс». И затем, выходя из пике, снова обстрелять его. Тогда бы вероятность столкнуться с окончательно сбитым самолётом была бы равна нулю. Однако психологически одержимость Покрышкина сразу уничтожить «Ю-52» вполне понятна, манёвр по уничтожению вражеского самолёта следует за маневром благодаря бессознательным спонтанным реакциям лётчика.

И гениальность художника почти всегда неподвластна разуму, когда он кистью наносит краски на холст. Гениальный поэт, повинуясь вдохновенному порыву, пишет строку за строкой. Льётся мелодия в спонтанном творческом порыве у композитора.

Ещё более прозрачна картина поражения ворот соперника в спортивных играх. Нападающий хоккеист, мчась на высокой скорости к воротам противника, бросает шайбу, вратарь отражает первый бросок, но хоккеист добивает шайбу вторым броском, нередко сталкиваясь с вратарём. Все выдающиеся творцы искусства могут подправить сотворённое, у лётчика же корректировать сотворённый бой возможность представляется редко, она есть, но она смертельно опасна. И потому даже преследовать подбитый самолёт возможность нередко исчезает. Если бы Покрышкин сбивал все рассеянные им, и спасающиеся бегством вражеские самолёты, особенно бомбардировщики, то число сбитых самолётов у него было бы не менее 200. Однако боевая задача прочно держала аса своей дисциплиной.

Надо сказать, что описанный случай имел совершенно неожиданное продолжение и сразу стал известен командующему армией, обладающему очень крутым характером Т.Т. Хрюкину. Ещё бы, случай был экстраординарный – Покрышкин чуть не столкнулся над морем в бою со сбитым им же самолётом. Напарник, потрясенный виденным, не выдержал и рассказал, как Покрышкин чудом избежал столкновения. У крутого генерала с Покрышкиным состоялся резкий и неприятный разговор.

«Ну, рассказывай, как ты без разрешения старших начальников гоняешься над Черным морем за фашистскими самолётами и чуть не врезаешься в них? Ты что, хочешь побывать в гостях у морского царя Посейдона? Эти полеты на «охоту» над морем пора немедленно прекратить!», – приказал Покрышкину генерал. И в ответ на возражение Покрышкина добавил: «Терять Дважды Героя в таких экспериментах, не имеем права!». Огорчению горячего в бою аса не было предела: «Конец мечте», – подумал он. Хотя реакция на этот случай генерала была более, чем естественна. Покрышкин как высший ас страны, окружённый быстрой славой, стал дорог не только командованию армии, но и командованию ВВС. Потеря Покрышкина лидера в сражениях с врагом была бы невосполнима для всей нашей авиации, и это понимали все от простых лётчиков до высших командующих советских ВВС. Имя Покрышкина уже тогда оторвалось от лётчика, оно стало легендой и символом героя.

Небезынтересно, что за четыре боевых вылета на «свободную охоту» Покрышкин сбил 5 «юнкерсов». Если бы Покрышкину была дана полная свобода для охоты за одиночными самолётами противника, так же как эта свобода была предоставлена в течение всей войны самым выдающимся немецким асам, то личный счет побед Покрышкина был бы намного больше. Но у Покрышкина была другая миссия на войне.

Развивая свой подход к экзистенциальному анализу, Франкл готов придти на помощь человеку, испытывающему недостаточность осознания чувства ответственности, он пишет: «И если человек, не осознающий своей ответственности, просто принимает жизнь как нечто данное, экзистенциальный анализ учит людей воспринимать жизнь как «миссию» (32, с.187). У Покрышкина чувство осознания своей ответственности перед своими товарищами, перед Родиной и народом было в избытке, оно это чувство пронизывало всю его структуру личности, и было воспитано в нём с юности. Миссию своего участия в Отечественной войне он понимал, не как способ сделать выдающуюся карьеру, где бы его высокое мастерство аса служило этой цели. Миссия лётчика-аса была в ином – победа над жестоким и сильным врагом, и потому рост личного счёта сбитых самолётов противника был для Покрышкина всего лишь следствием этой общей боевой задачи.

Нельзя не сказать, что Покрышкина не прельщала рискованная «свободная охота». Почему? Он говорит, что эти полеты отличаются напряжённостью действия, большим риском, а риск Покрышкин особенно любил, как часть своей незаурядной натуры. И потому результаты его личных побед были бы куда более значительными. В одиночных и парных атаках все решает мастерство. Волнующее горячую кровь, осуществляющее себя в быстротекущем воздушном бою вдохновение, и боевой азарт охотника, как сокол, бросающегося на врага из-за облаков, привлекал русского аса. Счастье талантливого мастера в творчестве, в групповом бою боевая задача ограничивает свободу индивидуальности дисциплиной группового боя, поскольку свобода действий лётчика в групповом бою подчинена общей цели. Однако индивидуальность у высших асов всегда носит творческий элемент, независимо от того в каких схватках она проявляется: в групповых или одиночных поединках.

В «свободной охоте», замысловатые комбинации черт личности воздушного аса с одной стороны, до блеска оттачивают ключ к двери, за которой успех и превосходство в личном счёте сбитых самолётов. Но с другой стороны, манёвры в «свободной охоте» сжимают пространство творчества, так же как сжимают психическую область импровизации. Чтобы выточить много деталей, необходимо поймать процесс их однообразия. И пустить этот процесс на поток. В «свободной охоте» цепь манёвров истребителя становится, в конце концов, повторяющейся из одного боя в другой, определённой четко выверенной последовательностью одних и тех же единообразных комбинаций для выхода на почти стандартную выгодную ситуацию с целью открытия огня на поражение самолёта противника.

В «свободной охоте» за вражескими самолётами ощущение свободы, ощущение азарта, и ощущение мастерства владения истребителем в воздушном поединке даёт особое долго незабываемое чувство. Нет необходимости заботиться о прикрытии других своих самолётов. Небо свободно. Предвкушение единоборства как рыцарской схватки захватывает все существо лётчика – охотника. И потому для «небесной охоты» нужен ярко выраженный индивидуальный стиль художника в небе.

Было бы удивительным, если бы Александр Покрышкин не использовал большие тактические преимущества в «свободной охоте» в своей новой тактике боевых порядков истребителей. Только уникальное мастерство порождает уникальный стиль и само зависит от оригинальности стиля. Без неповторимости стиля выдающийся мастер не являет себя как гений. Как пики высочайших гор редки и разбросаны они среди хребтов гор, так и пики мастерства являют себя как одинокие выбросы на фоне традиционной человеческой деятельности.

Мастерство в любой области то радует, то печалит восхождение одиночек на недоступный для большинства Эверест, возвышающийся среди равнин человеческой посредственности. Как и выдающийся скрипач, имеющий абсолютный слух, чтобы уловить малейшую фальшь в музыкальном исполнении, так и лётчик-ас, достигший высшего мастерства, должен обладать особым ощущением, которое позволяет ему «слышать» оттенки гула мотора. Может быть, такая метафора покажется неудачной гиперболой, но когда за секунды решается жизнь двух истребителей, вступающих в смертельную битву, координация движений и выполнение мыслительных команд приносит победу тому лётчику, который своё тело и корпус самолёта чувствует как единое неразрывное целое. Только высшим асам присуще системное видение и ощущение всех элементов управляющих механизмов истребителя.