Ассоциативность – необыкновенная способность гениального мышления

Е. Синицын, О.Синицына

Тайна творчества гениев (фрагменты из книги)

Ассоциативность – необыкновенная способность гениального мышления

Ассоциативное мышление в науке

Апеллирование ассоциативной образностью есть необходимый, но недостаточный признак гениальности. Выброс ассоциации – это то, на чем качаются весы неравновесного психического состояния фантазии гения. Ассоцианизм как теория мышления своими истоками восходит к величайшему философу древности Аристотелю, а затем эта грандиозная идея вновь возрождается в XVI веке и обнаруживает себя в философских воззрениях Дж. Локка. Затем идея распространяется во времени, образуя всплески в конце ХIХ и начале ХХ веков в философской мысли Англии, Франции, Германии, России.

Локк исходит из того, что ассоциация является связкой, объединяющей психические элементы (сенсуалистский ассоцианизм). Если есть идея, то всегда появляется ее противник. Но в ХХ веке в противовес аристотелевской и локковской восстала идея создателя теории творческого мышления и гештальтпсихологии Макса Вертгеймера.

Необъяснимость почти открытого противоречия в этой теории превосходит все ожидания. Мышление Вертгеймера, работавшего над созданием теории продуктивного мышления, являет редчайший парадокс его собственного сознания. Гештальттеория в своей основе предполагает целостность восприятия мира, её основной постулат – свойства каждой части объекта определяется не только свойствами этой части, но также всеми свойствами всего целостного объекта. Вертгеймер, исключив ассоциации и метафоры из процесса познания, тем самым разорвал процесс познания на части, лишив его целостности. Это был пример великого заблуждения. По этому поводу интересно высказывание Хосе Ортеги-и-Гассета («Две главные метафоры»): «Когда тот или иной автор упрекает философию в использовании метафор, он попросту признается, что не понимает и философию, и метафору. Метафора – незаменимое орудие разума, форма научного мышления. Употребляя её, ученому случается сбиться и принять косвенное или метафорическое выражение собственной мысли за прямое. Подобная путаница …должна быть исправлена; но ведь такого рода погрешность может допустить при расчетах и физик. Не следует же отсюда, будто математику надлежит изгнать из физики. Ошибка в применении метода не довод против него самого. Поэзия изобретает метафоры, наука их использует…» (60, с. 203).

Роль ассоциаций и метафор в творческом мышлении гения анализировалась Эйнштейном. В многочисленных дискуссиях с автором гештальтпсихологии Вертгеймером Эйнштейн рассказывал, как у него возникают и рождаются ассоциативные, комбинационные потоки образов. Эйнштейн сомневался в правильности теории гештальтов в том месте, когда эта теория исключала в продуктивном мышлении ассоциативные и комбинаторные связи. Уже потом он писал: «Профессор Макс Вертгеймер пытался проводить опрос по поводу различия между комбинированием или ассоциированием, я не могу судить, в какой мере его психологический анализ затрагивает существо вопроса» (Цит. по 1, с. 80-81).

Уже, исходя из этого замечания, Эйнштейн не считал, что в продуктивном мышлении ассоциативным связям отведена случайная и незначительная роль – в отличие от Вертгеймера, полагавшего, что ассоциации и комбинации несоединимых научных понятий – играют случайный и малозначимый характер.

Анализируя физическую суть относительности пространства и времени, природу постоянства света и многочисленные следствия из своей теории, Эйнштейн обратил внимание и на психологическую суть процесса познания. В проблеме нового представления о мире Эйнштейн был одновременно и творцом, и наблюдателем того, как происходит озарение, как рождается видение физических процессов. Обладая высочайшей степенью рефлексии, он увидел в своем мышлении великую силу ассоциативных образов.

Эйнштейн говорил: «Психическими элементами мышления являются некоторые, более или менее ясные знаки или образы, которые могут быть «по желанию» воспроизведены и скомбинированы. Существует, естественно, некоторая связь между этими элементами и рассматриваемыми логическими концепциями. Ясно также, что желание достигнуть, в конце концов, логически связанных концепций, является эмоциональной базой этой достаточно неопределенной игры в элементы, о которых я говорил. Но с психологической точки зрения, эта комбинационная игра, видимо, является основной характеристикой творческой мысли – до перехода к логическому построению в словах или знаках другого типа, с помощью которых эту мысль можно будет сообщать другим людям» (Цит. по 1, с. 80). Упомянутое Эйнштейном понятие «эмоциональной базой» прокладывает мостик к эмоциональным полям, взвешивающим информационно-смысловые структуры в сознании ученого.

Слова и знаки – это уже элементы структуры S₂, а комбинационная игра – это бессознательный синтез ассоциативной структуры S_а. И далее Эйнштейн пишет: «Элементы, о которых я только что говорил, у меня бывают обычно визуального или изредка двигательного типа. Слова или другие условные знаки приходится подыскивать (с трудом) только во вторичной стадии, когда эта игра ассоциаций (подчеркнуто авторами) дала некоторый результат и может быть при желании воспроизведена. Из того, что уже сказано, ясно, что игра в элементы нацелена на аналогию с некоторыми разыскиваемыми логическими связями». Знаки – это те самые символы, на которых как на опорах стоит целостное ассоциативное представление мира. Знаки-символы заполняют пробелы в знаниях, дают толчок к замене символов на новые недостающие связи; дают толчок к рождению новых понятий и построению нового целостного представления.

У гения этот психический процесс появления знаков-символов, символических образов, большого числа их комбинаций, затем переинтерпретации их в логически связанную систему знаний отличается высокой спонтанностью и продуктивностью. Говоря о приоритете комбинационной игры образов перед переходом к логическому построению, Эйнштейн укрепляет нас в версии о том, что в творческом процессе идет непрерывная борьба – сотрудничество между правым образным и левым логическим полушариями мозга.

Чтобы подтвердить исключительную роль ассоциаций в научном мышлении и, прежде всего, роль ассоциаций при фундаментальных открытиях, обратимся к открытию Менделеевым периодического закона и легенде о том, что основная подсказка в виде ассоциативного образа таблицы пришла к ученому, когда он спал. При исключительной одержимости Менделеева и его внутренней сосредоточенности, обусловленной поиском решения мучивших его проблем, ему необходимо было ослабление цензурирующей роли сознания в его борьбе с бессознательным. Необходимо, чтобы сознательное было ослаблено, тогда то, что уже было «нащупано», могло из сферы бессознательного попасть в сферу сознания. Во сне, когда барьеры ослабли, Менделеев увидел желаемую ассоциацию с пасьянсом, зафиксировал её в памяти и наутро преодолел один из барьеров, сдерживающих течение его мысли к своему открытию. Есть еще один замечательный пример роли ассоциации в открытии, который приводит Кедров. Строитель мостов Брандт долго бился над решением труднейшей и непосильной задачи – как перебросить железнодорожный мост через пропасть. Он нашел решение только тогда, когда на лицо ему упала паутина. Брандт интуитивно почувствовал: если паук способен перекинуть паутину от одной ветви дерева к другой, то почему бы также не делать железнодорожный мост (39). Интересен и пример Гюйгенса. Гюйгенс утверждал, что стечение обстоятельств (ассоциация) подсказала ему идею как создать телескоп, иначе, его изобретение потребовало бы «нечеловеческого гения». Гюйгенс обратил внимание на детей, игравших стеклами в его мастерской и его «осенило».

Если хотя бы один гений использует ассоциации в своём творчестве, то этот факт должен был бы поставить под сомнение понятие целостности гештальттеории без ассоциативного мышления как творческой составляющей процесса познания. Но как объяснить упорство Вертгеймера? Его не мог переубедить даже Эйнштейн. Их бесчисленные беседы оставили каждого в убеждении своей правоты. Этот уникальный пример несовпадения взглядов у двух выдающихся ученых подтверждает идею о наличии в сознании любого человека психического фильтра.

Не связывая свою теорию познавательно-психологических барьеров с наличием в сознании психического фильтра, русский философ Б. Кедров (автор идеи ассоциативного скачка в процессе озарения) определял свою позицию убежденно и четко: случайная ассоциация – это необходимый фактор, сопутствующий озарению и, следовательно, ассоциацию можно считать системным фактором, влияющим на рождение открытия. Нет ассоциации, нет – открытия, – полагал Кедров.

Роль бессознательных ассоциаций в творчестве связана с гиперчувствительностью к сигналам внешней среды у творческой личности. Наполняя потоком образов сознание, убирая его цензуру, избавляясь от барьеров, ассоциации обладают мощной взрывчатой силой, несущей всю энергию бессознательного, которая способна складывать из разрозненных образов целостную картину. Поэтому говорят, что ассоциации – это вечный двигатель творчества. Сила ассоциативных чувств, ощущений, мышления и интуиции в том, что они высвечивают такие уровни, где бессильна помощь разума. Фантазия безгранична, потому что число ассоциативных образов безгранично; это множество с несчетным количеством элементом. Не здесь ли исток гениальной неповторимости?

Каждый из образов и каждая из идей, сотканных воображением, фантазией и извлекаемых из бессознательного – необычны. Согласно теории преодоления познавательно-психологических барьеров Кедрова, ассоциации, обуславливают смену комбинаций и дают право на отбор нужных связей. Возможно, такие ассоциации «подбросили как трамплин» мысль Эйнштейна над познавательно-психологическим барьером и явилась теория, где вопреки прежней и очевидной ньютоновской парадигме, время и пространство стали относительными. Казалось, нарушилась стабильность вечного ньютоновского мира. И в этом низвержении истин оказались повинны всего ряд простейших ассоциаций, которые пришли в голову Эйнштейну и таким великим ученым, как Пуанкаре, Вейль, гений которых обладал галлюцинирующей силой ассоциативного мышления. Возможно, ассоциативное понимание мира дает толчок к революционным переворотам в понимании реальности и к новым парадигмам в науках (математике, физике, химии, биологии и др.)

Если роль ассоциаций при открытиях в науке так велика, если запечатленные в памяти информационно-смысловые структуры расширяются и развиваются за счет ассоциаций, то возникает неизбежный вопрос – какова их нейрофизиологическая природа? Оказалось, что выброс ассоциации и её «сцепление» с новыми смыслами имеют глубокую нейрофизиологическую природу. Модель, образ, след памяти (энграмма) легко воспроизводится или считывается из памяти, если траектория мысли ученого случайно наталкивается на ассоциативно связанный с ней другой образ (карточный пасьянс и таблица Менделеева, планетарная модель атома Резерфорда, теория относительности Эйнштейна и т.д.).

Новая парадигма начинается с того, что мысль ученого, окрашенная чувством, движется по элементам старых информационно-смысловых структур и не может вырваться из их плена. Здесь мы напомним интереснейшую метафору, выражающую мысль двух выдающихся ученых: математика Адамара и психолога Тэна. Их принцип – нужно уметь думать «около». Другими словами, чтобы вырваться из круга ложных представлений, нужно только поймать удачу – «зацепиться» хотя бы за один ассоциативный элемент, а дальше, все развивается молниеносно. Гипотеза хранения в мозгу ассоциативно связанных образов подкрепляется данными физиологии мозга по структурному построению памяти. Американский физиолог Д. Хебб полагал, что нервные клетки головного мозга «...нейроны образуют клеточный ансамбль, и любое возбуждение, относящихся к нему нейронов, будет активизировать весь ансамбль. Так может осуществляться хранение информации и её мгновенное извлечение под влиянием каких-либо ощущений, мыслей или эмоций, возбуждающих отдельные стороны клеточного ансамбля» (Цит. по 9, с. 161).

Те самые структуры, о которых говорили гештальтисты, по-видимому, хранятся в мозгу в виде клеточного ансамбля и возбуждение или раздражение одного из элементов рано или поздно вызывает на поверхность сознания в процессе напряженного поиска всю структуру. В свою очередь, видный физиолог А. Ухтомский говорил: «В высшей психической жизни инертность господствующего возбуждения, то есть доминанта переживаемого момента, может служить источником «предубеждения», «навязчивых образов», «галлюцинаций», но она же дает ученому то маховое колесо, «руководящую идею», основную гипотезу, которые избавляют мысль от толчков и пестроты и содействуют сцеплению фактов в единый опыт» (Цит. по 74, с. 49.).

В даре гения, по-видимому, скрыта способность человека «ловить» за огромным числом ассоциаций, когда они настигают его сознание – «новое», а дальше в битву вступает другой дар – дар отбора. Неудачи неизбежны, но иррациональность уже совершившегося открытия и выброса мысли, в конце концов, побеждает. Когда в сеть смысловых структур захвачена нужная ассоциативная связь, то дальше все раскручивается молниеносно. Вся сеть смысловых структур неравномерно окрашена эмоциями, есть резкие пики положительных эмоций, есть пики отрицательных эмоций. Каждый элемент смысловых структур взвешен в эмоциональном поле. Те элементы, которые возбуждены наиболее сильно, готовы быстро вступить в ассоциативную связь. Насыщенный психической энергией поток ассоциаций с молниеносной быстротой укрепляет новыми подпорками еще шаткую, только что рожденную смысловую структуру. Под неё непрерывно подставляются новые ассоциации и новые смыслы, новые локальные структуры. Все становится необратимо, перемещение по оси смыслов произошло. Как раскаленная лава, которая, стремительно растекаясь по склону, меняет окружающий мир, так и в сознании, все попадающее под поток ассоциаций, подвергается необратимому изменению. Неудержимое никаким сопротивлением строится новое здание знаний в воспаленном эмоциями сознании. Открытие свершилось, благодаря необычайной силе воображения и фантазии гения, его уникальной способности черпать из бессознательного ассоциации и выбрать ту, которая прорывается сквозь рубежи психического фильтра.

В целях наглядности ассоциативного творческого процесса ниже на рисунке в системе координат ХУЭ показано эмоциональное поле Э(ху), взвешивающее на одном из участков сознания определенную совокупность информационно-смысловых структур, возбужденных эмоциональными переживаниями. Каждой точке с координатами х_iу_i соответствует значение эмоции Э_i(х_iу_i). Как видно из рисунка, наибольшие пиковые значения эмоций приурочены к четырем локальным смысловым структурам. Это возбуждение локальных структур спонтанно приведет к их связи, несмотря на их кажущуюся удаленность друг от друга. Так рождаются открытия, когда внезапное видение новых связей позволяет построить новую смысловую структуру. Так рождаются новые идеи, поэтические метафоры и новые смыслы.

Когда появляются пики на фоне спокойного эмоционального фона, тогда одновременно с ними на рубеж штурма сознания выплескивается спонтанность. Возбуждение клеток на участках нейронной системы в коре больших полушарий наиболее сильно там, где расположены пики эмоционального поля. Каждому участку нейронной сети соответствует определенная смысловая структура. Эти поля являются сильным возбуждающим стимулом для развития этих структур. Хотя напряженная мысль в творческом процессе по-прежнему протекает (причем многократно) по элементам старой структуры, но пики эмоций в поле уже начинают свою созидательно-разрушительную работу. Для наглядности этого процесса на рисунке изображены поля эмоций, приуроченные к информационно-смысловым структурам.

Рис. 15. Поле эмоций, приуроченное к определенному участку смысловых структур.

Сильный эмоциональный раздражитель возбуждает в мозгу доминантный очаг. При случайно возникшей ассоциации, воображение рисует психическую модель, отображающую частично элементы другой структуры, в которой начинается процесс преодоления противоречий старой структуры. Ассоциация рождает новый раздражитель, который осуществляет частичное торможение предыдущего и вызывает появление в мозгу нового центра возбуждения. В краевом сознании, по образному выражению Тэна, «толпятся еще неосознанные идеи», а по концепции Ухтомского, доминанта переживаемого момента может служить источником «навязчивых образов». Доминанта резко уменьшает область перебора новых идей и новых образов и вероятность замыкания их в новую структуру увеличивается. Иначе, ассоциация резко суживает область поиска. Метафорически это можно изобразить как пересечение полос света от двух прожекторов. Освещение в одном направлении не может быть полным, но подключение к нему второго прожектора, направленного в то же место, приводит к желанной находке.

Нейрофизиологи считают, что возбуждение одного из нейронов приводит к последовательному возбуждению клеток нейронной системы, и цепь замыкается передачей импульса по нервным отросткам снова на нейрон, то есть в ответ на определенно повторяемое раздражение возникает характерное распределение участков возбуждения в данной клеточной системе нейронов. Пиковые значения поля эмоций имеют сильную корреляцию с наиболее актуализированными локальными участками смысловых структур. Актуализация вызывает повышенную психическую напряженность. Изолинии поля между пиками показывают участки сознания, где наблюдается спокойный фон поля эмоций. Если пики эмоций относятся к информации, распределенной по нейронной сети, и она может иметь ассоциативную связь между отдельными смыслами, то в этом случае возникает эффект синаптического облегчения прохода нервных импульсов от одного участка нейронной сети к другому. Мысль гения, окрашенная и возбужденная его чувством, его эмоциональным возбуждением многократно протекая по элементам старой структуры, возбуждает все соседние нейроны на своем пути. Когда в окрестности возбужденной замкнутой нейронной цепи вдруг оказываются связанные ассоциативным смыслом элементы другой структуры, тогда в один из моментов происходит спонтанный бессознательный выброс элемента из ассоциативной структуры. Он как бы захватывается в первую траекторию и попадает в область сознания, а затем в память, где оказывается закрепленным. Так возникают ассоциативно связанные элементы и через них две и более связанные информационно-смысловые структуры.

По-видимому, миссия дара гениальности заключается в молниеносном захвате огромного числа комбинаций траекторий нервных импульсов и толчке разветвляющихся на бесчисленные ручейки синаптических передач нервных импульсов. Такой подход объясняет проблему, почему ассоциации увеличивают вероятность рождения догадки, и проливает свет на гипотезу фиксации следа памяти (до сих пор эта проблема не разрешена) о том, что фиксация есть результат проторения нервного пути, по которому шли нервные импульсы при запоминании. Прохождение нервного импульса по пути, облегченному повторной циркуляцией сигнала, обеспечивает более прочное запоминание и более быстрое считывание информации (76).

Ассоциативное мышление не ограничено пространством науки, а простирается во все отдаленные уголки познания и, прежде всего, на область искусства.