español |
об авторах сайта |
|
Е. Синицын, О.Синицына Тайна творчества гениев (фрагменты из книги) Они философы больше, чем сами философы
Они философы больше, чем сами философы – говорят о гениально одаренных художниках, литераторах и композиторах. Это художники-мыслители и среди них: Данте, Леонардо да Винчи, Бах, Гете, Байрон, Бетховен, Вагнер, Пушкин, Тютчев, Бальзак, Достоевский, Толстой, Пруст, Кафка и многие другие. Обнаруживая многозначные и острые для своей эпохи проблемы, выступая со своими идеями, они отвечают на вызов времени тем, что берут на себя смелость выразить их в форме своего творения. Если же идеи слишком сложны для своего времени, то вызов, брошенный творцом, не находит отклика. Творения могут ждать годами и даже столетиями своего часа или, возвышаясь над современниками, одиноко пребывать в своем величии. Среди великих поэтов-мыслителей недосягаемо имя Данте – первого великого философа европейской культуры, соединившего в своем творчестве средневековую культуру и культуру нового времени. «О нем не скажешь, что: его время пришло; его время было всегда, но никогда удары, возвещавшие его час, не совпадали с боем человечества, уже шесть столетий не меньше двадцати «поколений людей говорящих» благоговейно славят его имя и взирают на каменный собор его поэмы. Чем глубже врастает его поэма в ландшафт эпох, тем больше она кажется созданной самою природой и нерушимой, как утес, который неколебимо вздымается к вечному небу над преходящей землей. Его «Божественная комедия» не признает времени: она сама – воплощенное время…», – пишет о Данте С. Цвейг. Он охватил мир во времени и пространстве как целое, увидел человека в единстве противоречий. «Его взор, – пишет Цвейг, – соединил тысячелетия, …еще больше возвышает этого способного объять мир гения его дар сохранять упорядоченность во всем, …ничто не предстает перед ним обособленным… все связано между собой в многостепенной иерархии» (96, с.66). Ни один поэт, живший до Данте, не охватил мир в пространстве и во времени, как он. Увидев человечество в его единстве и целостности, Данте создал монументальное философское произведение о потоке человеческих чувств, страстей, страданий и идеалов. На весах его представлений о добре и зле лежит метафизическая идея о моральной ступени, на которой каждый стоит между адом и раем. Данте великий систематик и великий мастер символа. «Мир, заключенный в его поэме, – писал Цвейг, – и сама поэма, отделившись друг от друга с течением лет, сохранили неодинаковую жизненную силу… …Годы разбиваются о его прочность, слова рассеиваются рядом с его величием. И только вечность, самое непостижимое из понятий человечества, достойна сочетаться с ним в сравнении» (96, с. 68-70). Философская глубина и масштабность мысли проявили себя именно тогда, когда возникла условность в искусстве и литературе. Воплощение и прославление реальной жизни переплелось с идеей абстрактных образов мироздания. По словам выдающегося культуролога Й. Хейзинги, исследовавшего разные аспекты искусств, в архаические эпохи искусство выступало как священная сила, как эмоциональная сила и как игра, но искусством в современном значении оно стало тогда, когда проявило себя как «содержательное наполнение жизни» и «выражение жизненного чувства». Следуя Хейзинге, можно сказать, что искусство, став «условностью» наряду с литературой и философией – выступило как особый способ видения мира, своеобразная философия жизни и её символ. Но только у гения философское звучание особенно зримо. В гениальном искусстве есть некое единение чувств, в нем мир целостен и полифоничен. В этом философия бытия. Бах достиг этой целостности и полифонии в музыке. В ней не только космизм, но и самобытие человека с его размышлениями о благе и горе, о мировом духе и мировой скорби. В музыке Баха больше философии, чем в описании бытия человечества и природы в словах и понятиях. Речь космоса почти непередаваема, но она слышна в музыке Баха. Философия мира необозрима, каждый гений, создавая свои миры, свою экзистенцию, переносил их в мир реальный. Обращаясь к внутренней сущности человека, его переживаниям, мыслям и умонастроениям как явлениям частным, художник находит в них значение общей сущности человека и смысл мирового процесса, подчиняет законы мирового процесса законам человеческой мысли и человеческой души. Преимущество искусств и литературы составляет рождение тех смыслов, которые возникают при соединении мысли и чувства, сознания и бессознательного, а в героях художественных, литературных, музыкальных произведений часто выступают философские универсалии: Мир, Вечность, Космос, Свобода с их тайнами и безднами. И на основе таких произведений вырастали философские идеи, движение которых происходило в сторону философского универсализма и в направлении исторических и наднациональных границ. Для выражения целостности и совершенства идей человечество издавна употребляло разные символы. Именно символ, – писал Юнг, – «…всегда был мостом, ведущим ко всем величайшим достижениям человеческого духа», поскольку символ всегда многозначен, он обладает способностью соединять в себе сознательное и бессознательное содержание, поэтому каждая эпоха и каждое поколение могут выбирать те абсолютные темы и те сюжеты, которые универсальны и отвечают реалиям современности (104). Выдающиеся художники, выразившие умонастроения не только своей эпохи, но и духовные устремления человечества вообще, на таких символах строили здание своих систем. В форме символов отразил свои философские представления о мире и человеке Р. Вагнер. Он полагал, что основы бытия содержатся не в преходящих исторических или реальных условиях, а в легендарных сюжетах, в мифах, поскольку в героях мифа выражается образ человека действия, свободного от внешних исторических условностей. Именно в героях мифа сосредоточена сущность свободолюбивых человеческих помыслов. Форма мифа, сказания, легенды, – полагал композитор, – позволяет иносказательно в образах героических деяний отразить драму духовных устремлений личности и философские основы бытия любой эпохи. Проникая в глубины мифа, сказания и легенды, обнаруживая в них то, что напрямую не связано с условно-историческим временем, композитор воплотил, «истинного» человека. Но человек Вагнера, по сути, не реальный индивидуум, а некий символ, иначе говоря, философская платоновская идея человека вообще. В произведениях Вагнера осуществилось пророческое предвидение гениальной догадки Юнга. В своих реформаторских замыслах Вагнер стал первым и единственным композитором, который в музыке вплотную приблизился к идее Юнга об архетипах коллективного бессознательного. Феномен большинства героев музыкальных драм Вагнера заключается в том, что эти герои выражают не реально существующие живые конкретные характеры людей, а некие обобщенные глубинные архетипы, свойственные человечеству и открытые позже Юнгом. Чувства, которые воспевает Вагнер – это не чувства в полном человеческом смысле слова, но философия чувства, это символы чувств, освобожденных от пут разума (но нельзя сказать, что герои Вагнера полностью изолированы от реального мира людей). Считается, что романтические идеалы Вагнера и его тоска по идеальному миру, приближают его творчество к байроновским героям (Чайльд Гарольд, Манфред и др.), воплощавшим трагизм романтического мироощущения человека, хотя, по словам самого композитора – в его книге «Mein Leben» – он не очень любил читать Байрона. В музыке Вагнера велико значение картин природы с её силой и стихиями, на фоне которых выписывается вся философия устремлений человека – поиски счастья, идеалов, борьба за них и гибель. Начиная с творчества Вагнера, музыка, как и другие виды искусства, открывает для себя проблему обобщения и ассоциаций. Ни литература, ни искусство, ни музыка не дают нам реального человека, в его биографической неделимости, но дают того поэта, писателя, художника, композитора, каким они воображали себя или каким воплотили в своих произведениях. Это воплощение - «образ автора». Этот «образ автора» включается в настроение общественной психики интересов, поэтому в творчестве гения перед нами может быть и история общественной мысли, и общественных идей, и нравственно-философских исканий, преломленных в плоскости художественного явления. В мировой литературе особенный «образ автора» - это образ Ф.М. Достоевского. Размышляя о творчестве писателя, С. Цвейг увидел странный и противоречивый образ человека ясновидца, «в страстных галлюцинациях» пристально всматривающегося в глубины жизни как в демонический, кошмарный сон». Диагнозы Достоевского - плод его ясновидения. Мир его, - пишет Цвейг, - «быть может, совершеннейшая галлюцинация мира, глубокий и пророческий сон о душе, сон, превосходящий действительность» (96). Модель человека и поиски предельной степени своего существа и существования – вне границ, вне пространства и вне времени – стали основными составляющими творчества Достоевского, предвосхитившего одно из феноменальных направлений в философии ХХ века – экзистенциализм. Значительное влияние на Достоевского оказала «философия общего дела» Н. Федорова. Утопические идеи воскрешения предков и переустройства всего Космоса, изменения человеческого сознания и освобождения его от накопившегося за века эгоизма и потребительства, были у Федорова несбыточной мечтой эпохи начала технического прогресса. Герои Достоевского – это как утопический человек будущего у Федорова - люди нового мира, «они, - писал Цвейг, - преувеличивают, не знают меры… во всем ищут превосходную степень…». Исследование глубин человеческого бытия и погружение героев в предельные ситуации придало творчеству Достоевского характер философского пророчества: «истину, непосредственную реальность своего ограниченного бытия, ищут герои Достоевского; истину, непосредственную сущность вселенной, ищет сам художник. Он хочет познать человека одновременно как единство и как многообразие… его ясновидящий и мудрый реализм, соединяет силу микроскопа и зоркость пророка… Достоевский схватывает человеческую душу в мгновения избытка, в те мгновения, когда человек словно наклоняется над краем своих возможностей. Среднее состояние ему ненавистно, как всякая гладкость, как всякая гармония: только необычайное, скрытое, демоническое приводит его художественную страсть к крайнему реализму. Он … величайший анатом раздраженной и больной души, которого когда-либо знало искусство. Его космос не мир, а человек. Он глух для музыки, слеп к картинам, равнодушен к ландшафту: ценой неимоверного безразличия к природе, к искусству, куплено его непостижимое, несравнимое знание человека» (96, с.123-131). Познав высшую истину о природе человека, Достоевский наделил своих героев даром пророчества: «… каждая душа таинственным чутьем схватывает сущность другой. У них чрезмерно развито подсознательное; все они пророки, провидцы и духовидцы. Достоевский отяготил их своим собственным мистическим проникновением в бытие и познание» (96, с.133). Достоевский отличен от всех пророков и философов тем, что не превратился в обожествляемую фигуру. Он действует косвенно, он не провозгласил законов, но он как бы пребывает в качестве самобытия. Он не предсказывал будущего, но говорил, что есть. «Они философы больше, чем сами философы» - они познают человека и человечество в его крайних пределах, на границах сознания и бессознательного. Их произведения являют сознание бытия в мире, их диагнозы, их ясновидение всегда исходят из глубины собственного бытия, поэтому истины, которые содержатся в их творениях, превосходят саму действительность мира – в них всегда есть и возможность мира.
Все права защищены. Ни одна из частей настоящих произведений не может быть размещена и воспроизведена без предварительного согласования с авторами.
Copyright © 2010 |